Екатерина Алексеевна – российская государыня и царская невеста на ревельской иконе

В 2007 г. таллиннские художники Николай и Орест Кормашовы закончили реставрацию иконы, хранившейся с начала XVIII в. в Таллиннской Никольской церкви. Реставраторы назвали икону «Литургия Господня» и в заметке, помещенной в журнале «Таллинн», указали, что икона была написана в Ревеле и поднесена Петру I в один из его приездов (Балашова 2007: 66).

Рис. 1. Икона "Литургия Господня". Фотография Ореста Кормашова.

Сюжет иконы (рис. 1) не вполне традиционен. В центре ее Иисус Христос, он стоит в чаше, прислонив к левому плечу Голгофский крест. На теле Христа - крестные раны, из которых непрерывным потоком струится кровь, так что чаша, в которой расположена фигура Христа, кажется наполненной кровью. Под чашей помещено изображение российского герба, равное по величине самой чаше. С левой стороны Господу предстоит группа святых: апостол Петр, держащий раскрытую книгу, и за ним - св. Алексий, человек Божий; выше, над св. Петром, изображен св. царевич Димитрий Московский, за которым стоят святые Елизавета, Анна и св. князь Александр Невский. С правой стороны расположена вторая группа святых: на переднем плане в царских одеждах изображены св. Екатерина (она расположена к чаше ближе всех) и за ней св. Варвара, чуть выше - св. Параскева и св. Татьяна, а в самом верхнем ряду этой группы - святые Марфа и Мария. У ног апостола Петра находятся лежащий на кресте камень (одной ногой Петр опирается на него), на камне - церковь и два ключа, а у ног св. Екатерины - колесо и меч, символы ее мученической смерти. Рядом с камнем, под гербом, изображен олень. Симметрично по обе стороны от Христа, над каждой из групп святых, на облаках восседают ангелы, которые держат в руках драгоценные венцы. Над ангелами еще один, самый высший ряд небожителей: в центре Бог-Отец с распростертыми прямо над головой Христа руками; слева от Бога-Отца - Богородица и архангел Михаил, а с правой стороны св. Иоанн Предтеча и архангел Гавриил. На иконе размещены многочисленные надписи, цитаты из Священного Писания и литургических текстов. Надписи выполнены в редком для иконописи формате, скорее характерном для гравюры этого периода: они начертаны на белых лентах, которые обрамляют изображения или протягиваются из уст того или иного святого.

Фрагменты надписей, сохранившиеся на полях иконы, указывают на то, что икона была создана в Ревеле, в декабре, при участии иерея Петра Архангельского. Кроме того, она была написана «в дар» и, как мы знаем, осталась в Ревельском храме св. Николая. Петр Архангельский - один из духовников царя Петр Васильев, служивший с 1691 по 1723 г. в Архангельском соборе Кремля и именовавшийся Архангельским по месту своей службы. Год создания иконы, к сожалению, не сохранился (именно в этом месте икона повреждена), но у нас есть все основания полагать, что она была написана во второй половине 1711 г. В декабре 1711 г. Петр впервые посетил недавно завоеванный Ревель вместе с Екатериной, Меншиковым и большой свитой и провел в городе две недели. Заказчиком иконы был Меншиков: на это указывает и фигура его святого патрона св. Александра Невского, и сердце на груди двуглавого орла - герб Меншикова, присвоенный ему в 1707 г. вместе с титулом князя Ижорского (рис. 2). В грамоте о возведении Меншикова в это достоинство царь ставил его «надъ привращенными нашими войною наследственными провинціями Ингріею и Кореліею, купно со Эстляндіею <. . .> Генеральнымъ Губернаторомъ» (Устрялов 1863: 140, ср. 140-142). На гербе, изображенном на иконе, в сердце орла помещен всадник в римских одеждах, над которым написано «ЦРЬ ПЕТР». То есть в сердце Меншикова оказывается царь, и эмблема на иконе знаменует любовь подданного к государю и его, как указывалось в грамоте, «сердца готовность». Меншиков встречал Петра в завоеванном Ревеле как губернатор Ингрии, Карелии и Эстляндии, и создание иконы было, несомненно, связано с этим событием.

Рис. 2. Герб А.Д. Меншикова.

1711-й год был для царя одним из самых трудных на протяжении всей Северной войны. Начало года было ознаменовано разрывом мирного договора с Портой, и Петру предстояло вести войну на два фронта; весной царь тяжело заболел, так, что «весма жить отчаялся» (ПБПВ, XI, 1: 167), а лето принесло неудачный Прутский поход, когда вся армия и сам царь чудом избежали гибели или позорного плена. Тяжелыми были и условия нового мирного договора с Портой, особенно же – потеря Азова, который был первым военным трофеем царя. В переписке Петра 1711 г., а также ряде других документов этого времени появляется особая концепция ран Христовых, Причастия и Воскресения, которые Россия претерпевает во время Прутской трагедии. Ключевой цитатой для этой концепции становятся псаломские слова «Азъ на раны готовъ» (Пс. 37: 18), помещенные на ревельской иконе рядом с царем Петром на груди орла. Данная концепция представлена в центральной вертикали иконы. Эта вертикаль начинается с фигуры Бога-Отца, переходит в его дыхание, из которого исходит голубь. Ниже на той же вертикали помещен Иисус, фигура которого несколько смещена, чтобы на этой вертикали оказалась рана от копья. Кровь из раны, продолжая эту линию, стекает в чашу-потир, на державного орла, который является ножкой потира, и омывает сердце на груди орла и царя-всадника, в нем помещенного^[1]1. Подробная аргументация датировки иконы, а также детальное описание данной концепции представлены нами в статье: Погосян, Сморжевских-Смирнова 2009..

Два других концептуальных центра иконы задаются направлением взглядов персонажей. Богоматерь, Иоанн Креститель, оба архангела и ангелы, так же, как и предстоящие святые, смотрят на Христа. Исключение составляют великомученица Екатерина, которая смотрит на зрителя, и царевич Димитрий, который смотрит вниз, скорее всего - на Екатерину. Кроме того, на иконе есть «непослушный ангел» (фигура, традиционная в европейской живописи): этот ангел отвернулся от Христа, но взгляд его не протянут по пространству иконы, и потому он не становится самостоятельным композиционным и идеологическим центром. Необходимо сказать, что роль царевича Димитрия в концепции иконы требует специального рассмотрения, и мы планируем посвятить этому отдельную работу. Сейчас же мы сосредоточим наше внимание на фигуре Екатерины.

Святые покровители Петра и Екатерины помещены на иконе по сторонам от государственного герба, то есть апостол Петр представлен здесь именно как святой патрон царя (об этом свидетельствуют и вирши в нижней части иконы), и Екатерина - в симметричной царю позиции, так, как изображали святых патронесс цариц или самих цариц на иконах этого времени^[2]2. Например, на иконах: «Св. Федор Стратилат и вмч. Агафья», изограф М. Милютин, 1680-1681 гг., вклад царя Федора Алексеевича и царицы Агафьи Семеновны Грушецкой в Александровский Успенский монастырь; «Поклонение Кийскому Кресту» с предстоящими Алексеем Михайловичем, царицей Марией Ильиничной и патриархом Никоном, копия 1780-х годов с оригинала 1658-1660 гг., и проч.. В феврале 1712 г. царь Петр вступил в брак с Екатериной, и икона, конечно же, была написана в преддверии этого события. Брачный сюжет иконы и станет предметом рассмотрения в настоящей статье.

Рис. 3. Нимб Екатерины. Икона "Литургия Господня", фрагмент.

Екатерина на иконе представлена в царских одеждах, и на голове ее царский венец, что в первую очередь говорит о статусе великомученицы Екатерины, но имеет отношение и к Екатерине Алексеевне (ср.: Литвина, Успенский 2006: 364-365, с указанием литературы). На нимбе святой и рядом с ним написано: «С<вятая> В<елико>м<ученица> Екатерина» - и там же, но мельче и буквами, которые различимы только при внимательном рассмотрении, как бы полусекретно добавлено: «РГ», что, конечно, следует читать как «российская государыня» (рис. 3). Петр объявил Екатерину «государыней» в Москве 7 марта 1711 г. В «Походном Журнале» Петра указано: «Его Царское Величество съ Москвы путь Свой изволилъ воспріять въ Польшу и поъхал из Преображенскаго. Въ то жъ самое время публично объявлено всъмъ о Государынъ Царицъ Екатеринъ Алексеевнъ, что Она есть истинная Государыня» (ПЖ 1711: 4). Объявление Екатерины царицей не было тайной, о нем пишет и английский посланник при русском дворе Чарльз Витворт:

<…> Его Величество, часа за два до выезда своего из Москвы, призвав к себе вдовствующую царицу, сестру царевну Наталью - и двух других, единокровных сестер, объявил им свое решение провозгласить Екатерину Алексеевну государыней, причем пригласил их оказывать будущей царице соответствующий почет, а также озаботиться, чтобы, в случае какого-либо несчастия с ним во время кампании, ей присвоены были почести, привилегии и доходы, подобающие вдовствующим государыням, как бы она действительно была его женой, хотя ему еще и никогда было совершить надлежащаго брачнаго обряда, который он, впрочем, совершит при первом удобном случае (Сб. РИО 1888: 143-144)^[3]3. "<...> about two hours before his Czarish Majesty left Moscow, he summoned the empress-dowager, his sister the princess Nathalia, and two other half-sisters, to whom he declared this lady to be his empress, and that they should pay her the respect due to that quality and, in case any misfortune might happen to him in the campaign, should allow her the same rank, privileges and revenues, as was usual to the other dowagers, for that she was his real wife, though he had not the time to perform the ceremonies according to the custom of his country, which should be done at the first opportunity" (Сб. РИО 1888: 143-144)..

Ритуал царской свадьбы изучен недостаточно, и потому трудно со всей определенностью судить о значении этого жеста Петра. И. Е. Забелин указывает: «Введение невесты в царские терема сопровождалось обрядом ее царственного освящения. Здесь с молитвою наречения на нее возлагали царский девичий венец, нарекали ее царевною <курсив автора. - Е. П., М. С.-С.>, нарекали ей и новое царское имя» (Забелин 1992: 111). Однако не всегда наречение невесты происходило именно так. Первая невеста Михаила Федоровича Романова Мария Ивановна Хлопова, например, получила «царское имя» Настасья, была наречена не царевной, а царицей, и оставалась нареченной царской невестой более месяца. При вступлении Михаила Федоровича во второй брак Евдокия Лукьяновна Стрешнева была также объявлена не царевной, а царицей, но объявление невесты произошло только за три дня до свадьбы: «Радость ихъ была государская, в Воскресеніе, Февраля въ 5 день. А напередъ государской радости за три дни ввели Государыню въ царскіе хоромы и нарекли Царицею» (ДР 1850: 763). Срок от наречения до свадьбы сокращали, если была опасность порчи невесты, и когда Алексей Михайлович, вступая во второй брак, выбрал в невесты Наталью Кирилловну Нарышкину, то церемония бракосочетания последовала сразу же после объявления. По словам Якова Рейтенфельса, «Наталья некоторое время не знала о своем счастье», пока царь несколько недель спустя рано утром не прислал за Натальей бояр. Царскую избранницу подняли с постели, нарядили в присланное платье и повезли к царю. «По приезде она тотчас же отправилась с царем в церковь, где в присутствии лишь немногих близких лиц царским духовником было совершено венчание» (Рейтенфельс 1997: 296)^[4]4. Известия Рейтенфельса не противоречат тому факту, что от смотрин, во время которых царю приглянулись Наталья Нарышкина и Авдотья Беляева, до свадьбы прошло около девяти месяцев.. Как мы видим, в длительности срока между наречением царской невесты и собственно свадьбой нет ничего необычного, объявление именно царицей также не противоречит традиции. Екатерине, правда, не нарекли нового «царского» имени^[5]5. Первая супруга Петра Авдотья Илларионовна Лопухина как царская невеста была наречена Евдокией Федоровной., но такового не дали, например, и матери Петра Наталье Кирилловне Нарышкиной.

С момента объявления Екатерины Алексеевны царицей изменяется официальная форма обращения Петра к Екатерине: с весны 1711 г. все письма к ней отправляются с пометой на конверте: «Царице Екатерине Алексеевне» или «Государыне царице Екатерине Алексеевне» (ПБПВ, XI, 2: 119, 129), тогда как до этого момента писалось: «Катерине Алексеевне» (ПБПВ, X: 120, 193). Новый статус Екатерины подчеркивал в своих письмах и Меншиков. Как отметили С. М. Соловьев и М. И. Семевский, в письме Екатерине от 12 марта 1711 г. он еще обращается к ней «Екатерина Алексеевна», а уже в письме от 30 апреля того же года, сразу после получения известия об этом событии, «всемилостливейшая государыня царица» (Соловьев 1966: 227; Семевский 1990: 341).

Рис. 4. Эмблема 41 из книги "Pia desideria". Подпись: "Якоже желает елень на источники водныя, тако желает душа моя к тебе богу крепкому, живому"

Рис. 6. Эмблема 17 из книги "Schola cordis": "Промывание сердца"

Рис. 5. Бегущий олень. Икона "Литургия Господня", фрагмент.

Вернемся к иконе, на которой Екатерина представлена как российская государыня и царская невеста. Изображение Христа, кровь которого стекает в потир, хорошо известно в западноевропейской традиции и встречается, к примеру, в украинской иконописи конца XVII - начала XVIII вв. (Мельник 2005: 83). Но присутствие на иконе сердца связывает ее также с традицией эмблематической. Так, одна из самых популярных в XVII в. эмблематических книг «Pia desideria» (которая была хорошо известна московским изографам и имелась, например, в библиотеке Стефана Яворского^[6]6. См.: Звездина 2002.) посвящена спасению человеческого сердца. На ее заставке помещено изображение Иисуса, который, как доктор, рассматривает человеческое сердце, а хозяин этого сердца собирает в потир кровь из ран Спасителя, чтобы излечиться. На одной из эмблем этого сборника (рис. 4) мы видим купидона, который изображен как статуя в центре фонтана. Купидон представляет, в зависимости от прочтения всей книги, любовь земную или небесную. Из пяти ран купидона струится в бассейн кровь, и к нему устремляется олень, на спине которого сидит дама (в сборнике она выступает как собеседница купидона). Девизом эмблемы является цитата из 41-го псалма (Hugo 1624: 41). На нашей иконе мы находим не только изображение Иисуса в чаше, кровь которого стекает в бассейн, но и оленя, правда, уже испившего из источника: на его морде можно рассмотреть следы крови (рис. 5). Кроме того, на иконе в книге апостола Петра помещена та же цитата из 41-го псалма: «Якоже желаетъ елень на источьники водныя тако желае душа моя ктебе бгу крепкому живому» (ср. Пс. 41: 2-3).

В другой популярной в XVII веке книге эмблем «Schola cordis» также рассказывается история человеческого сердца, которое на пути любви следует указаниям купидона. Сердце, стремясь к совершенству, проходит здесь, например, такие стадии, как заражение злом, затемнение, затвердение сердца и его потеря, а потом - возвращение сердца, выжимание, размягчение и обрезание, промывание его и, наконец, обновление, просвещение, посев в нем цветов, цветение, воспламенение, превращение в лестницу, обучение способности летать и проч. Среди этих изображений находим несколько очень близких нашей иконе. Так, на эмблеме «Промывание сердца» (рис. 6) купидон также изображен на постаменте в виде фонтана, и из пяти его ран (на руках, ногах и груди) истекают струи крови, и этой кровью дама промывает сердце (Haeften 1629: 17). Таким образом, икона может быть прочитана как эмблематический сюжет очищения или излечения человеческого сердца через любовь небесную и земную.

Почему же Меншиков решил дополнить эту, в целом посвященную военным событиям 1711 г., икону сюжетом, связанным с браком царя, к тому же еще до свадьбы? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вернуться к событиям конца 1705-1706 гг. В это время Екатерина Алексеевна под присмотром Анисьи Толстой жила в Москве и уже успела родить царю сына. Она входила в ближний круг «девиц», живших при дворе под покровительством царевны Натальи Алексеевны. Наряду с Екатериной, его членами были сестры Меншикова, а также девицы Арсеньевы, Дарья Михайловна и Варвара Михайловна. Г. В. Есипов в работе «Жизнеописание Меншикова» первым обратил внимание на серию намеков в письмах Петра Меншикову этого времени. В письме от 23 декабря 1705 г. царь пишет: «Еще васъ о едином прошу: ни для чего, только для Бога и души моей, держи свой пароль»^[7]7. Здесь и далее курсив наш. - Е. П., М. С-С. (ПБПВ, III: 540). Вскоре Петр снова напоминает Меншикову про его пароль: «А что изволите пароль свой держать, за то зъло, зъло благодаренъ» (ПБПВ, IV: 12). «Къ какому обстоятельству, - пишет Есипов, - могъ относится этотъ пароль, условленный между Петромъ и Меншиковым? Изъ словъ Петра «для Бога и для души моей» ясно, что дело шло объ обстоятельствъ, касающемся лично до Петра, до его счастія, и что Петръ сомнъвался, сдержитъ ли Меншиковъ уговоръ. Не боялся-ли Петръ возобновленія прежнихъ отношеній Меншикова съ Екатериною и для этого взялъ съ него слово жениться на Дарьъ Арсеньевой, а сам объщал жениться на Екатеринъ?» (Есипов 1875, № 7: 244).

В 1702 г. Петр издал указ, по которому обряды обручения и венчания были разделены (до этого они составляли один ритуал), и между ними должно было пройти не менее шести недель (ПСЗРИ 1830: 191)^[8]8. В Требнике, изданном в Москве в 1708 г., последование обручения и последование венчания разделены (Требник 1708).. По всей видимости, под паролем и подразумевалось обручение. Когда же могло состояться такое обручение? На протяжении 1705 г. Петр с Меншиковым виделись немного. Меншиков с 17 февраля находился при армии, и «девицы», а с ними и Екатерина, приехали в апреле навестить его. К ним должен был присоединиться и царь, но 3 мая Петр тяжело заболел, и Меншиков, получив известие об этом, тут же отправился в Москву, по пути отправив всю компанию домой. Царь поправился только к концу мая. Петр всегда относился к своим болезням, особенно внезапным и тяжелым, как к важному знаку. Возможно, во время этой болезни Петр и дал слово жениться на Екатерине: ведь у них уже был общий сын, и царь знал, что Екатерина снова беременна. Пасху следующего 1706 г. Петр провел в Нарве с «девицами» и оттуда отправился с ними в Петербург. 7 апреля он писал из Петербурга Меншикову: «Истинно, что въ раю здъсь живемъ; точію едино мнъніе никогда насъ оставляетъ, о чемъ самъ можешь въдать, въ чемъ возлагаемъ не на человъчью, но на Божію волю и милость» (ПБПВ, IV: 207). Есипов, комментируя эти слова, пишет: «Что же безпокоило Петра и наводило на такія грустныя мысли? Не воспоминанія ли о царицъ Евдокіи и о невозможности брака при ея жизни?» (Есипов 1875, № 7: 246)^[9]9. Первая жена царя Евдокия Федоровна Лопухина была пострижена еще в 1698 г., то есть формально Петр был вдовцом и мог вступить в новый брак. Но пострижена Евдокия была насильно, и видимой причины к постригу не было: царица не была бесплодной, она родила Петру наследника царевича Алексея Петровича. Дважды был женат и дед Петра царь Михаил Федорович, и отец Алексей Михайлович, и старший брат Федор Алексеевич. Все они, однако, вступили во второй брак после смерти первой супруги. Решение вступить во второй брак для Петра не могло быть простым и однозначным.

Меншиков женился в августе 1706 г. 27 июля 1706 г. Петр, находясь в Киеве, пишет Меншикову: «Еще же зъло вамъ нужно необходимо къ Успеньеву дню быть сюда, гдъ бъ опредълить то дъло [о чемъ доволно говорено съ вами]» (ПБПВ, IV: 314). Ясно, что дело, о котором Петр «довольно говорил» с Меншиковым, заключалось в том, чтобы наконец женить последнего. 18 августа 1706 г. Меншиков обвенчался в Киеве с Дарьей Михайловной Арсеньевой. После этой свадьбы ситуация изменилась: Меншиков сдержал свое слово, а царь нет. 11 сентября 1706 г., то есть через полтора месяца после свадьбы Меншикова, Петр пишет ему из Петербурга: «Милостію Вышняго, все добро, и какъ возможно, Богу помогающу <...> точію едина [о чем самъ знаешь], которое всегда прескожаетъ нашему веселію <. . .>. Изъ парадеза, или Санктпитербурха» (ПБПВ, IV: 368). Меншиков теперь оказался в роли, которую ранее разыгрывал царь: это он напоминает Петру о данном слове, и царь вынужден оправдываться и давать новые обещания. Петр получил ответ Меншикова на письмо о парадизе (не сохранился) и 22 сентября 1706 г. писал: «По цыдулкъ вашей [какъ и словомъ обезался я] держать буду» (ПБПВ, IV: 377). Это значит, что Меншиков в письме продолжает говорить о пароле, и Петр подтверждает свое слово. Снова разговор про пароль возникает лишь в 1711 г.: после объявления Екатерины государыней Петр получил от Меншикова поздравления и отвечал ему: «Благодарствую вашей милости за поздравление о моем пароле, еже я учинить принужден для безвесного сего пути, дабы, ежели сироты останутца, лутче бы могли свое житие иметь; а ежели благо Бог^[10]10. В источнике - со строчной. сие дело окончает, то совершим в Питербурху» (ПБПВ, XI, 1: 230).

Рис. 8. Ангелы с венцами. Икона "Литургия Господня", фрагмент.

На нашей иконе тема царского брака представлена в первую очередь венцами (рис. 8). Между группой святых с апостолом Петром и ангелами, держащими в руках цветочные и драгоценные венцы, написаны слова: «Дарова Гдь любящим Его вънцы нетлънныя злата и сребра i каменiя». Эти слова являются контаминацией двух цитат из 1-го послания Коринфянам апостола Павла. В 3-й главе Павел говорит, что человеческие дела как «злато, сребро, каменiе честное, дрова, съно, тростiе» (1 Кор. 3: 12), и сущность каждого дела «огнемъ укрывается»: дела праведника, как злато, серебро или каменья, в этом огне не сгорят. В 9-й главе Павел говорит о праведниках, которые достигнут Царства Небесного: грешники «истлъненъ вънецъ прiимуть, мы же неистлъненъ» (1 Кор. 9: 25). Это – венцы славы, которыми увенчаны святые в Царстве Небесном. В данном значении венцы относятся ко всем святым, изображенным рядом с апостолом Петром. Отсылка к 1-му посланию Коринфянам, однако, имеет и более непосредственное отношение к царской свадьбе, а точнее - к вопросу о втором браке. В Евангелии «всякъ пущаяй жену свою и приводя ину прелюбы дъеть» (Лк. 16: 18; Мф. 19: 9; Мк. 10: 11): «еже бо бгъ сочета, человъкъ да не разлучаетъ» (Мф. 19: 6; Мк. 10:9). Павел, однако, в 1-м послании Коринфянам более подробно останавливается на вопросе о втором браке, в частности, он говорит об овдовевших супругах. И хотя «добро имъ есть, аще пребудутъ такоже и азъ», то есть в безбрачии, но «аще ли не оудержатся, да посягаютъ: лучше бо есть женитися, нежели разжизатися» (1 Кор. 7: 8-9). Эти слова апостола Павла принимаются в православной традиции как оправдание второбрачия (Meyendorf 1975: 15-16).

О нетленных венцах говорит и другая лента, помещенная над группой святых со св. Екатериной: «А сиi Невъстi Хрстови Иже воздюби Бгъ iдарова iмъ вънцы wцвът <‘из цветов’> раискихъ иw бисера многоцъннаго». Здесь вновь речь в первую очередь идет о «невестах Христовых», изображенных рядом с Екатериной. О многоценном бисере говорится в евангельской притче о купце, который ищет «добрыхъ бисерей, иже wбрътъ единъ многоцъненъ бисеръ, шедъ продаде вся, елика имаше, и купи его» (Мф. 13: 45-46). Ефрем Сирин посвящает бисеру специальное слово, где толкует названный евангельский эпизод. Он и уподобляет бисер Царству Небесному: «Драгоцънный бисеръ, находимый въ моръ, стоитъ великой цъны, по самой трудности его добыванія. Не снъдь доставляетъ онъ, но похвалу, не наслажценіе питіемъ, но добрую славу. <...> Легко его спрятать, но трудно найдти. Таково и небесное царство». Кроме того, бисер знаменует Христа и указывает на девственность Марии: «Двухъ естествъ причастенъ многоцънный бисеръ, чтобы показать собою Христа». С одной стороны, «бисеръ есть камень, образовавшійся изъ плотей, потому что бисеръ происходитъ изъ раковинъ». С другой, «бисеръ не отъ сообщенія раковинъ происходитъ, но отъ срастворенія <‘соединения’> молніи и воды. Такъ и Христосъ зачатъ Дъвою безъ плотскаго услажденія» (Ефрем Сирин 1895, ч. 2: 275, 278-279). Бисерные венцы таким образом, - это венцы святых дев. Венцы их цветов, согласно тому же Ефрему Сирину, украшают праведников в раю: «Тамъ видел я кущи праведниковъ, которыя источаютъ изъ себя благовонныя масти, разливаютъ благоуханіе, убраны цвътами <…>»; святых дев он противопоставляет здесь тем, кто венчаны «увядающимъ брачнымъ вънцомъ» (Ефрем Сирин 1900, ч. 5: 270, 280). Среди невест Христовых, изображенных на иконе, св. Екатерина является центральной фигурой не только по своему местоположению в этой группе святых, но и потому, что, согласно житийному тексту, она еще при жизни стала обручницей Христа. Обручение с Христом - сюжет, который впервые появляется в русской традиции в «Книге житий святых» Димитрия Ростовского^[11]11. Димитрий рассказывает, что благочестивый старец решил "оуловити"" Екатерину «ко познанию Христа Царя небеснаго и рассказал ей об отроке, который превосходит ее во всех дарованиях. Екатерина подумала, что речь идет о "некоем земном Князи", "смутилася сердцем" и захотела его увидеть. Старец дал ей икону Богородицы с младенцем и наказал ночью молиться перед иконой. В молитве Екатерина засыпает, видит во сне младенца на иконе и хочет рассмотреть его лицо, но Христос "Лице свое wвращаше" от нее. По совету Богоматери и Христа Екатерина возвращается за наставлением к старцу, и тот рассказывает ей "вся таинства истиныя християнския веры", после чего она уверовала "от всего сердца" и приняла крещение. Екатерина снова молится перед иконой и снова видит во сне Богородицу с младенцем, на этот раз младенец смотрит на нее "со многим благоутробием и тихостию" и говорит: "ннъ ю возлюбихъ <...> и толико вожделехъ, тако хощу обручити ю во невесте себе нетлену". Богородица отвечает сыну: "даждь ей Чадо мое Перстень во обручение и уневести ю себе", и Христос дал Екатерине "Перстень краснейший" и сказал: "се днесь приемлю тя в невесту себе нетленну и вечну <...> да не приимеши wнюдь инаго жениха земнаго". Проснувшись, Екатерина увидела перстень на правой руке, и в тот момент "пленися в Божественную любовь сердцем ея" (Димитрий Ростовский 1711: л. 547-548). Первое издание «Книги житий святых» Димитрия Ростовского за сентябрь - ноябрь, в которое вошло и Житие великомученицы Екатерины с рассказом о ее обращении, было напечатано в 1689 г., второе - в апреле 1711 г..

Через «невесту» и венцы, которые Бог «дарова имъ», в иконе вводится тема таинства брака, во время которого жених с венцом на голове уподобляется Царю Небесному, а невеста Церкви как царица-невеста Христа: «Гсди Бже нашх, w iазыкъ предwбручивый црковь, дву чисту, блгви wбрученiе сiе <…> (Требник 1708: л. 45 об.). Не случайно поэтому на анализируемой иконе венцы - это «вънцы нетлънныя w злата и w сребра и w каменiя». Моление о нетленном венце для новобрачных мы находим в чине венчания: «подаждь рабомъ твоимъ симъ <...> неувядаемый славы вънецъ» (Требник 1708: л. 36). Согласно же последованию обручения, кольца, которыми священник обручает жениха и невесту, должны быть выполнены из золота (кольцо жениха) и серебра (кольцо невесты): «Таже вземъ сщенникъ перстнидаетъ первъе мужу златый, женъ же сребряный <...>» (Требник 1708: л. 45 об.). «Камения» венцов из нашей надписи, не просто упоминаемые на лентах, но и четко прорисованные на иконе, также взяты из таинства венчания: «Положилъ еси на главахъ ихъ вънцы w каменей честныхъ» (Требник 1708: л. 39). Таким образом, венцы на нашей иконе не только мученические - это и венцы брачующихся.

В руках ангелов над головами святых мы видим 12 венцов: два готовых венца из цветов, еще два цветочных венца плетут ангелы; четыре сделаны из жемчуга; четыре выполнены в форме царской короны - такой, какую возлагают на голову жениха и невесты. Со стороны Екатерины изображена только одна царская корона, а со стороны апостола Петра их три в руках одного ангела. И количество брачных венцов, и то, как они расположены, снова возвращают нас к истории с паролями. Два плотно прижатых друг к другу венца, придерживаемых левой рукой ангела, могут быть намеком на уже состоявшееся венчание Меншикова с Дарьей Михайловной. Третий же венец, который ангел поднимает правой рукой, - венец Петра, и он до сих пор без своей пары - венца Екатерины, который мы видим у противоположного, правого поля иконы. О том, что венцы Петра и Екатерины отдалены друг от друга, как будто печалуется и сам ангел, уже приготовивший брачный венец Петру. Именно этот ангел отвернулся и ни на кого не смотрит (он направил свой взор в левое поле иконы).

В декабре 1711 г. Меншиков, как мы видим, снова напоминает Петру о народе, и теперь это уже не просто упрек в письме: к прибытию Петра в Ревель Меншиков подготовил икону с напоминанием об обещании царя вступить в брак с Екатериной Алексеевной. Но икона должна была не просто напомнить, она должна была окончательно решить вопрос с царским браком. На лентах с речами, которые идут от Екатерины к Христу и от Христа к Петру, помещены цитаты из псалмов, которые и должны послужить своего рода «разрешением» к этому браку. На иконе Екатерина говорит: «Гсди, воздюбихъ блголъпие Дому твоего iв мъсто селения славы Твоея». Эти слова взяты из 25-го псалма (Пс. 25: 8). Весь псалом целиком важен для концепции иконы: он может быть прочитан как моление Екатерины. Уже во втором стихе псалма появляется сердце: «Искуси мя, Гсди, и испытай мя, разжжи оутробы моя и сердце мое». Дальнейшие же слова псалма, «не седохъ съ сонмомъ суетнымъ», «со законоперступными не вниду» и «возненавидехъ церковь лукавнующихъ», будучи отнесены к Екатерине, указывают на то, что она возлюбила новую веру, которую недавно приняла, православие и радуется теперь, поскольку принадлежит к «благолепию дома» Господа и «месту селения» его славы. Горящее сердце здесь - это, конечно, не только ее любовь к Петру, но ее ревность в новой вере^[12]12. Будущая царица Екатерина была крещена в православие священником Василием Антипиевым, который был духовником царевен Екатерины Алексеевны и Наталии Алексеевны (Леонид 1874: стб. 568-571). Крещение Екатерины в православие совершилось не позднее 1705 г., поскольку в письме к Петру, написанном в этом году, она уже названа «Катериной» (ПБПВ, III: 816).. Тема принятия истинной веры отсылает к житию великомученицы Екатерины: она видела во сне Богоматерь с младенцем Иисусом, который отворотился от нее и взглянул только тогда, когда она приняла крещение. Тогда же состоялось и мистическое обручение великомученицы с Иисусом Христом. На ревельской иконе Екатерина обращается к Спасителю с молитвой, в которой говорит о своей ревности к истинной вере и вместе с тем устремляет взор за пределы иконы: она смотрит на своего жениха и должна встретить его ответный взгляд.

Рис. 7. Ключи. Икона "Литургия Господня", фрагмент.

Христос же на молитву Екатерины отвечает на иконе не ей, он обращает свои слова к апостолу Петру: «Якоты еси Петръ, насем камени созижду црковь мою iдамъ ти ключи Царствия Нбеснаго врата Адова неwдолъю<тъ> тя» (ср. Мф. 16: 18-19). Эти слова точно воплощены в эмблемах, помещенных у ног апостола Петра на иконе: здесь есть камень, на камне стоит церковь, и рядом - два ключа (рис. 7). И снова контекст этих слов оказывается принципиально значим для понимания всего сюжета. В евангельском эпизоде, из которого взяты эти слова, апостол Петр на вопрос Христа о том, кем его считают его ученики, отвечал: «ты еси Хрстосъ, снъ бга живаго» (Мф. 16: 16). Христос же, видя, что Петр прозрел истину еще до того, как всем была явлена «плоть и кровь», то есть еще до распятия, называет его камнем, говорит о созидании церкви на этом камне, вратах адовых и продолжает: «и дамъ ти ключи црства нбснаго: и еже аще свяжеши на земли, будетъ связано на нбсъхъ: и еже аще разръшиши на земли, будетъ разръшено на нбсъхъ» (Мф. 16: 19). Ключи под ногами апостола Петра перевязаны на иконе красной ленточкой. Ленточка здесь вполне предметно демонстрирует, что ключи «связаны». При этом сами ключи являются соединением символов Петра (ключ) и Екатерины (верхняя часть ключа - уменьшенная копия колеса, изображенного на иконе под ногами великомученицы), то есть они наглядно демонстрируют, что в браке муж и жена становятся «единой плотью». И Петр, и Екатерина уже соединены во плоти: каждый из них уже и ключ, и колесо, они уже связаны на земле (связаны ленточкой и лежат на земле). Теперь же Петр с Екатериной должны быть сопряжены еще и в «честный брак». Но главное - в словах Христа Петру дается и право «разрешать», то есть право не только сочетаться в новом браке, но и право разорвать старый брак.

Подтверждением тому являются слова, помещенные на поле иконы со стороны Петра. Они указывают, как уже говорилось выше, что икона писана по благословлению архангельского иерея Петра, духовника царя, который таким образом дает Петру разрешение на вступление во второй брак. При этом не только Екатерина, но и Христос смотрят на того, кто является женихом В данной ситуации, - на зрителя, на человека, который предстоит иконе, то есть на Петра. Здесь изображение и текст выходят за пределы поверхности иконы, переходят в жест зрителя, и только в этом «затекстовом» пространстве и возникает значение, получает реализацию «барочный концепт» иконы.

Свадьба Петра и Екатерины состоялась 19 февраля 1712 г. В Петербурге^[13]13. В разное время разные историки называли три даты бракосочетания: 1707 г., а также 1711 и 1712 гг. В комментариях к XII тому «Писем и бумаг Петра Великого» Т. С. Майкова, называя 1707 г. в качестве возможной даты заключения брака, ссылается на Бассевича и Вильбоа, а также на запись в Походном журнале 1714 г.: «Совокупленія брака Его Величества пошелъ 7-ой год» (ПЖ 1714: 88). Формулировка «пошелъ 7-ой годъ», Однако, указывает не на 1707, а на 1708 г. и потому не может подтверждать сведения Бассевича и Вильбоа. Скорее всего, это просто описка, каких много в журналах Петра. Кроме того, на полях журнала существует дополнительная и еще не разобранная полностью запись, уточняющая слова «7-ой год». Мнение о свадьбе в 1711 г. порождено записью от 7 марта в журнале 1711 г. («Тогда при отъезде некоторое тайное дело совершилось») и письмом Петра Меншикову 12 мая 1711 г. о народе (Павленко 1990: 335). Предположения о бракосочетании в 1707 г. и 1711 г. не имеют, на наш взгляд, достаточного документального подтверждения.. В «Журнале» Петра указано: «Его Царское Величество и Государыня Царица изволили поъхать въ церковь Исакія Долмацкаго и тутъ вънчались; а послъ вънчанія пріъхали во свой домъ зимней въ 10-мъ часу» (ПЖ 1712: 1). Английский посланник при русском дворе Чарльз Витворт доносил в Лондон о свадьбе царя:

Местом бракосочетания назначен был Петербург; уже несколько времени назад определен был и срок торжества, об этом часто говорили <...>. Царь женился в качестве контр-адмирала, почему главными лицами при церемонии явились не министры и дворяне, а морские офицеры: «в отцево место» были вице-адмирал Крюйс и контр-адмирал галернаго флота; «материно место» занимала вдовствующая царица и жена вице-адмирала. «Ближними девицами» невесты были собственныя ея дочери, из которых одной пять лет, а другой - три года, но, так как вся церемония слишком бы утомила этих малолетних принцесс, оне показались только на короткое время, а затемъ заменены были двумя племянницами Царя, сестрами вдовствующей герцогини курляндской (Сб. РИО 1888: 144-145)^[14]14. «This place and time has been a good while designed for the solemnity <...> the discourses were frequent <...>. The Czar was married in his quality of rear-admiral and for that reason not his first ministers or nobility, but his see-officers had the chief employments, the vice-admiral Cruys and the rear-admiral of the galleys being the bridegroom’s father, and the empress-dowager with the vice-admiral’s lady were the bride’s mothers. The bride’s maids were two of the empress Catharina’s own daughters, one above five and the other three year old, but as these princesses were too tender to bear the fatigue, after they had appeared for a little time, their places were supplied by the Czar’s two nieces, sisters of the duchess-dowager of Courland» (C6. P140 1888: 144-145)..

Поскольку для Петра это был второй брак, духовник царя должен был наложить на него как на «второженца» перед бракосочетанием епитимью. В «Стоглаве», который установил правила на вступление во второй брак, действующие еще в этот период, указано, что венчание для вступающего в брак во второй раз допускается: совершающий обряд священник «и на двоеженцы невестныя венцы возлагаетъ», но «едино или два лета отъ причащенія отлучаетъ ихъ» (Стоглав 1863: 86). Сроки и формы епитимьи зависели от духовного отца брачующегося, но отлучение от причастия было традиционной формой (Стефанович 1909: 222-224, 283-286)^[15]15. Вопрос о назначении епитимьи Ивану Грозному, когда тот вступал в четвертый брак, решался даже на церковном соборе, где было представлено все высшее духовенство. Собор постановил: «<...> власть же иматъ Епископъ умножити или умалити время покаянія, взирая на житіе и на въру кающагося. В Номоканонъ пишетъ въ первомъ избраніи: не лЪтомъ бо судится покаяніе, но любовію души, якоже рече Божественный Златоустъ, и паки Василій, яко не лЪтомъ судить таковаго, но образъ покаянія. <...> и разбойникъ не въ три дни, но во единъ часъ единъ глаголъ изрекъ, шествіе в рай сотвори» (Новиков 1790: 107). Ради «теплаго и умильнаго покаянія» (Новиков 1790: 108) епитимья Ивану Грозному была назначена не очень строгая. Приговор состоялся 27 апреля 1572 г., через три недели после Пасхи. Царю запрещено было входить в церковь до следующей Пасхи, то есть до 22 марта 1573 г., а на третью Пасху он должен был быть уже допущен и к причастию (Новиков 1790: 108-109).. Документов о том, какой была епитимья, наложенная на Петра как второженца его духовником, у нас нет. Но попробуем сделать некоторые предположения. Если Петр объявил 7 марта 1711 г. царицам и царевнам о своем намерении вступить в брак с Екатериной, то он должен был к тому времени получить формальное благословление на брак и побывать у своего последнего перед тем причастия. Великий пост в 1711 г. начинался 12 февраля, 19 февраля было первое воскресенье Великого поста, и царь должен был быть у причастия. Неслучайно поэтому свадьба была назначена на 19 февраля 1712 г., ровно через год после последнего причастия. Однако, как уже говорилось, 1711 год оказался очень тяжелым: смертельная болезнь царя весной и события Прутского похода – все говорит о том, что царь не мог провести этот год без причастия. Как следствие, он не мог сдержать свой пароль, и свадьба должна была быть опять отложена. И Меншиков приложил все усилия к тому, чтобы она все же состоялась: по всей видимости, духовник Петра сократил срок воздержания от причастия до 50 дней и наложил на Петра дополнительную епитимью.

На новый срок отлучения от причастия, возможно, указывает акростих, скрывающийся в стихах из «Арифметики» Магницкого (которые Петр, конечно, должен был узнать и источник которых должен был указать на то, что царю следовало считать - в нашем случае - дни). Акростих читался «КРЕСТ Н», его можно было понять как «Крест наш», напоминание о трагических событиях 1711 г., но можно было прочитать и как «Крест 50», что могло указывать на епитимью в 50 дней. Кроме того, Петр должен был своими руками изготовить паникадило для церкви. «Генваря въ первыхъ числехъ, - сообщает „Журнал“ Петра, - Его Царское Величество изволилъ зачать трудиться точить паникадило костяное, которое жъ Его трудами и окончилось къ браку Его Царскаго Величества, то есть къ 19-му числу Февраля». А в день венчания «предъ обедомъ, пока еще не сели за столъ, Его Царское Величество изволилъ въ той полатъ, гдъ сидели, посреди, противъ балдахиновъ, повесить помянутое точеное паникадило костяное» (ПЖ 1712: 1, 2). Еще подробнее о паникадиле говорит Витворт: после венчания, когда свадебная процессия приближалась к Зимнему дворцу,

Государь вышелъ изъ саней съ заметнымъ нетерпеніемъ, немного не доіззжая дворцоваго подъезда, чтобы иметь время взять паникадило въ шесть свечей изъ слоновой кости и чернаго дерева, собственной работы, и повесить его надъ столомъ въ серединъ комнаты (Сб. РИО 1888: 145)^[16]16. "His Majesty left his sled with some impatience a little before they came to the door, that he might have time to hang up a sconce with six branches of ivory and ebon-wood, which he had turned himself, and then placed it in the middle of the room over the table" (Сб. РИО 1888: 145).

После свадьбы паникадило было помещено в Троицкую церковь.

Петр начал работать над паникадилом «генваря в первых числах», а от первого января до 19 февраля прошло как раз 50 дней. 1 января, день обрезания Господня, может быть важен символически как день «Обрезания сердца», что опять отсылает нас не только к библейскому контексту, но и контексту эмблематическому, где слова из Писания осмыслены как обрезание старых сердечных привязанностей, в определенном смысле - «разрешение» сердца. 19 февраля 1712 г. Петр наконец сдержал свой пароль.